…Алёна держала в руке фигуру-многогранник, звёздчатый октаэдр, размером с яблоко. Грани были покрыты странными символами-письменами на неизвестном нам языке, которые были вырезаны в этом предмете. В другой – белую коробочку, в которой, видимо, этот многогранник находился. Она крутила октаэдр, разглядывала, не отрывая глаз. Потом она с оцепенением и опаской в глазах посмотрела на меня, протянув мне эту штуку. Я протянул свою руку, чтобы взять предмет.
– На нем твоё имя, Кир… – сказала мне Алена, явно пребывая в шоке.
Ладно моя «батарейка» оказалась в этом «космическом огурце», но эти слова Алены добили меня окончательно…
Я взял из рук Алёны октаэдр (два противонаправленных, взаимопроникающих с поворотом на 90 градусов относительно друг друга тетраэдра, образующих восьмиконечный многогранник), на одной из плоскостей одного из тетраэдров на каждом треугольнике было по букве: К, И, Р.
– Почему ты решила, что это моё имя? Может, РИК, может, ИРК или ИКР, а может, это вообще не русские буквы! Да и мало ли Киров на свете!
– Но ведь огурец открыл дверь только тебе! Кстати, непонятно, почему она сначала не открывалась, а теперь не закрывается?
– Аккумулятор сдох, наверное. А почему мне открыл - откуда я знаю?! Никому из нас тут ничего не понятно пока – надо разбираться…
– Ой! Тут на дне коробочки записка! И похоже НА БУМАГЕ - земная штука… Можешь прочитать? Я не читаю письменные тексты…
Уже давно никто не читает письменные тексты, кроме специалистов, историков или археологов. Молодежь вообще не знает, как писать. Все пользуются печатью или голосовой связью – это удобнее, чем разбирать нестандартные закорючки. На Земле осталось мало употребляемых языков: после последней войны в северном и западном альянсах в основном пользуются общеевропейским, в южном – новоарабским, в восточном – новоазиатским. В нашем институте мы говорим на общеевропейском. Да и бумаги из древесины в обиходе давно нет, по разным причинам, и, прежде всего, по экологическим соображениям – будем леса вырубать, вообще останемся без кислорода на планете, да и без самой планеты… Я читаю письменные тексты. Меня бабушка научила.
Я взял записку, на ней чернилами были написаны на русском с детства знакомые стихи!
– Ребята! Тут стихи… - сказал я растерянно.
– Покажи! – подошли остальные. – Прочитай!
Я стал переводить на ходу с русского:
Стремись в заоблачные выси...
Спеши, дорога коротка.
И ты пришел не на века -
На миг расцвета чувств и мысли.
И все, что было до тебя
Прими, как милостыню нищий.
Раздай ту радость, что отыщешь,
Печали пряча и копя.
Поставь себе любой предел,
Перешагни его... и снова,
И пусть в сердцах осядет слово,
Которое сказать посмел…
Я не стал им читать стихотворение полностью: мне вдруг показалось это каким-то очень личным. И я не сказал, что давно знаю эти стихи наизусть…
– Красиво! – оценил Михаил. – Но чтобы это значило?! Загадка на загадке. Сначала не понять где зад, где перед. Потом дверь реагирует на Кира, потом Кир оказывается заперт в этом чертовом огурце как в саркофаге, потом ни с того ни с сего открывается и больше не закрывается, теперь этот чертов «тессеракт» с запиской! Не многовато ли для одного «утопленника»?
– Ладно! Миш! Успокойся ты!
– Чего успокойся?! Когда ты в этом огурце заперся, мы чуть с ума не сошли. Эта же дрянь даже алмазными сверлами не царапается! А вдруг это кто-нибудь решил тебя убрать таким образом? Вдруг нам кто-то специально эту штуку подсунул? А если бы дверь не открылась… Кислород бы закончился…
– Да кто меня собирается убрать? Кому я мешаю? Я всем только очень полезен. Миш, ну ты скажешь вообще, тоже мне – конспиролог.
– Жизнь – вещь сложная, – вздохнул Михаил многозначительно. Он хоть и вспыльчивый, но отходчивый – Делать-то что будем?
– Предлагаю отдохнуть, – сказал я, – мы все слишком перевозбуждены, а такие загадки надо холодным рассудком решать. Так что перерыв, ребята. Пошли, Алиса! - кивнул я андроиду, который только что вошел в лабораторию.
Я шел по просторным светлым коридорам, которые связывали здания нашего университета в одно целое, кивал тем, кого встречал на своем пути. Алиса шла за мной следом.
–… Звёздчатый октаэдр, или stella octangula, – говорил на ходу андроид, – это многогранник, являющийся простейшим из пяти правильных соединений многогранников. Звёздчатый октаэдр можно рассматривать как трёхмерное обобщение гексаграммы…
– Про геометрическую фигуру я знаю, я не просил тебя информацию из Википедии. Что это за предмет? Функционал, назначение? – не поворачиваясь к Алисе, спросил я.
– Такого нет в мировой информационной базе. Ошибка ввода данных, уточните ваш запрос, кэп.
Однако, больше, чем октаэдр, меня сейчас волновали стихи. Они убедили меня в том, что октаэдр предназначен именно мне. Не совпадение с дверью «огурца» и даже не готовый и работающий «Фотурис», который так и лежал в моем кармане. Но эти стихи! Я не любитель поэзии, мне всегда казалось, что поэзия – это какие-то «эмоциональные сопли». Эти стихи я знал с детства – их мне читала Полли, моя бабушка, которая вырастила меня, а теперь работает и живет вместе со мной в этом институте. И сейчас я спешу к Полли. Во мне от беспомощности что-то понять вспыхнула какая-то детская надежда на то, что вот я приду к ней, и, как в детстве, она ответит на все мои вопросы.
Наш институт выстроен вокруг и вглубь горы. Жилые частные дома располагаются в лесу (здесь еще есть живой настоящий лес из низкорослых сосен, у нас есть лесники-биологи, которые за ним приглядывают) у подножия, недалеко от берега морской бухты, в укромном тихом месте. Главный офис расположен на обрыве утеса, у водопадов, а лаборатории и технические отсеки – в недрах горы. Сюда на север загрязнение еще не добралось, и мы прикладываем массу усилий для сохранения в чистоте этой зоны. Природа, чистый, горно-морской воздух, смешанный с запахом сосен. Очень красивое место здесь, оно вдохновляет жить и работать! Удобно, что все близко – и дом, и работа, мы не тратим время на дорогу, как это происходит в мегаполисах. Здесь хорошо! Здесь давно уже мой дом.
Институт «Прометеус» основали мои родители. Они были учеными в области биологии. По международной линии отцу выделили место под институт: он выиграл несколько международных грантов. Так родители открыли здесь свой частный исследовательский центр, вели различные разработки. Я мало их видел, они в основном занимались только работой. Когда они погибли во время эпидемии 20-х, мне было 9 лет… Дальше меня воспитывала Полли. Она дала мне «семейное образование», я поступил в лучший технический вуз Западного Альянса, а, окончив его, возглавил совет директоров «Прометеуса».
Обычно директора рассиживаются в кабинетах и возятся с управлением и документацией, но для меня такая работа всегда была тоской, поэтому я во все процессы совал свой нос и прикладывал свои руки. Так уж я устроен – работаю здесь на равных, вместе с остальными, в одной связке. По образованию я инженер по разработке альтернативных источников энергии, но я универсал и занимаюсь много чем: управлением, инжинирингом, автоматизированными системами и робототехникой, системной аналитикой и даже дизайном. На самом деле у нас здесь почти все имеют по несколько специальностей и работают одновременно в нескольких направлениях. Таковы требования сегодняшнего времени. Наука сейчас междисциплинарна. Специалисты только в одной сфере уже давно стали неактуальны…
Если честно, я очень не хотел всей этой ответственности. Моей мечтой всегда был серфинг, путешествия и все такое. Но после мирового кризиса настали трудные времена, нужно было на что-то жить. Было глупо не использовать наследие родителей, тем более, проект уже начат. Нужно было дальше развивать его, собирать сильную команду, выходить на международный уровень. Редко кому выпадают такие ресурсы на старте! Я так и сделал, и наш институт сейчас – один из лучших и передовых в мире. За разработками к нам обращаются даже правительства альянсов. Мы набрали мощь, и я был очень этому рад. Но, если быть до конца откровенным, меня все равно постоянно посещала мысль, что я не на своем месте. Что я, как будто, на службе у кого-то. Меня очень привлекала наука, я обожал исследования в разных сферах жизнедеятельности, я любил свое дело. Но в свободное от работы время я как будто тосковал по совершенно другому образу жизни, не связанному с технологиями, мировой экономикой и «спасением» мира. Мне хотелось чего-то простого, человеческого… Не могу до конца объяснить, потому что, если честно, я сам до конца не понимал, чего хочу в итоге... На доске кататься по волнам, вот что! В ЧИСТОМ МОРЕ! Но чистое море сейчас еще найти надо! Институт - шанс что-то исправить, сделать природу чище, ДЛЯ СЕБЯ, в первую очередь. Чтобы можно было спокойно кататься... Да, вот такая корыстная цель. На спасателя всего мира меня не тянет, а вот для себя постараться - это да, это я могу...
Мы свернули к оранжереям. Эти гигантские теплицы кормят весь наш институт, здесь мы в автономном режиме выращиваем на пропитание овощи, фрукты, зелень, лекарственные растения, ведем и генетические эксперименты с растениями, содержим питомник для восстановления флоры на планете. Все работает на гидропонике – экология планеты ухудшилась настолько, что на земле в естественном климате практически ничего больше нельзя вырастить из культурных растений, сами растут только сорняки, но и даже они болеют. Еще есть отдел, который занимается морской флорой и фауной, ведет разработки над морскими плантациями и поставляет нам морепродукты. В нем работает команда под руководством Алёны и Пана.
Очень непредсказуемая погода, вырождение почв, засуха, сменяющаяся заморозками, наводнениями и пожарами, привели нас к тому, что мы вынуждены были создать свой искусственный климат для ведения хозяйства. Эти автоматизированные системы климат-контроля были разработаны в сотрудничестве с другими альянсами, здесь, в «Прометеусе», и пользуются теперь большим спросом по всему миру, потому что желающих создать изолированный здоровый искусственный климат становится все больше и больше. На доходы от подобных разработок наш частный институт и существует – мы придумываем и продаем то, что придумали и создали, такова наша работа.
...Войдя в оранжереи, я почувствовал свежий влажный воздух, пропитанный ароматами растений. Здесь даже живут птицы и летают насекомые, которые существуют в симбиозе с флорой. Как будто попал в настоящий лес! Во множестве ярусов на стеллажах растут разные культуры, они распределены по залам. Каждый зал имитирует отдельную климатическую зону, поэтому мы можем выращивать одновременно, например, бананы, ананасы, картофель, томаты, грибы и цветы для местной пасеки. Если бы не искусственные системы по выращиванию этого всего, даже не знаю, как бы мы сейчас жили…
Мы прошли с Алисой вдоль стеллажей, в сторону голосов, доносящихся из глубины оранжереи.
– Папа! – послышался детский голос. Ко мне в объятия влетела моя 10-ти летняя дочка Николь.
– Привет, солнышко! – я наклонился и крепко ее обнял.
– Привет, Алиса! – звонко поприветствовала девочка робота.
– Привет Николь, рада тебя видеть! – ответил андроид.
– Мы тут с бабушкой изучаем корневую систему! – сказала дочка.
– О! Это должно быть очень интересно! –ответил я, поправив челку на детском личике.
– Знания о корнях дают большие возможности не только для исследования растений! – я узнал голос Полли. Никогда не звал ее «бабушка», всегда только по имени. Да и какая она бабушка - стройная, загорелая, подтянутая, да, не очень молодая, но совсем не похожа на даму за восемьдесят. Даже сейчас она все еще красавица. Наука делает чудеса по продлению здоровой жизни. Старость теперь признана болезнью, которая поддаётся лечению. Полли в нашем институте старше всех. По образованию она - нано-биолог, заведует отделом по экосистемам, аграрным автоматизированным системам и технологиям по управлению климатом. При всем этом, ее хобби - биохакинг, биоинженерия и… вязание! Как у всех «порядочных» бабушек.
– ...Поэтому про корни забывать не стоит! – сказала она, глядя на меня, – Привет, дорогой! Как твои экоманевры? Как океан на другом берегу? Покатался? – спросила Полли с улыбкой.
– У меня для тебя сюрприз. Посмотри, что ты думаешь об этом? – я протянул Полли листок бумаги со стихами. Она пробежала по нему глазами и воскликнула:
– Какая прелесть! Спасибо! – она прижала листок к груди и продолжила наизусть:
– Не позволяй лениться телу,
Уму не должно отдыхать.
Иль праздность сладкая опять
Вернет к начальному пределу.
Вгрызайся в мелочи и сны,
Ищи частиц элементарных
В природе, в измах элитарных,
Чтоб стали гении ясны.
Не уворуй чужих ключей,
Но постучись в любые двери
Предощущение проверить,
что корень истины - ничей…
Под конец Полли уже не читала, а пела эти стихи.
– Боже! Стихи и музыка Александра Дольского! Поэта-барда моей юности! Ты до сих пор их помнишь? И даже написал на бумаге, как мило! Как тебе в голову пришла такая замечательная идея? НА БУМАГЕ! НАПИСАТЬ! Как приятно, я тысячу лет не получала таких подарков.
Глаза Полли так сияли, она была так счастлива, что я смешался, даже не зная, что ей сказать. Я начал как можно мягче:
– Полли! Дорогая моя… Понимаешь, это не я написал. У этой находки очень странная история. Мы сегодня подняли ее со дна моря… Все так странно! Очень-очень странно, вот я подумал, что ты хоть чем-то сможешь помочь…
– Николь, детка, покажи Алисе те рыжие цветы, которые я тебе показывала сегодня, помнишь? Пусть обновит свою базу данных по лютеину, я сделала сегодня много нового! – сказала Полли правнучке.
– Конечно, ба! Пошли, Алиса! – Николь взяла за руку робота, и они удалились к цветникам.
Я рассказал Полли, как мы нашли «Огурец», как открыли его.
– И, представляешь, в довершение всего там было вот это, - я протянул Полли коробочку с октаэдром, - здесь, на дне, и лежал этот листок со стихами.
Полли с любопытством покрутила в руках октаэдр.
- Забавный сувенир, – сказала, улыбнувшись, Полли. – Именной причем. Вон, твое имя. Какой интересный сплав, титан напоминает.
– Фамилии-то нет… Почему думаешь, что именно я? На нем же не написано Кир Наумов, – с сомнением посмотрел я на Полли. – Может, это вообще аббревиатура. Может и не русская, а какие-нибудь «КУП, ПУК, КПУ, УПК», может вообще какие-то символы, которые мы за буквы приняли, что-то вроде рун…
– Я бы с тобой согласилась, но такая странная, невозможная цепочка совпадений. Сам же говоришь, что капсула открылась только тебе, твой портрет на двери, стихи, наконец. Стихи – заноза! Много ты сегодня знаешь людей, помнящих стихи, тем более вековой давности? Стихи нераспространенные – не Киплинг, не Китс, даже не Пушкин, не Ахматова, не Пастернак, если иметь ввиду, что написаны на русском, – не очень известный поэт второй половины двадцатого века, кстати, ученый-химик. Почему именно эти стихи, которые ты знаешь с детства? Я не думаю, что кто-то, кроме нас двоих, мог знать о том, что тебе эти стихи известны. Ты точно никому их никогда не читал? – я отрицательно покачал головой, – … И тем не менее, все эти факты вместе указывают на то, что адресат - именно ты, дорогой.
Полли посмотрела на меня своими серыми лучистыми глазами с нескрываемой тревогой, как в далеком детстве, словно я снова ввязался в какую-то мальчишескую передрягу.
Это я еще про другую занозу не рассказал, про «Фотурис». Я нащупал «светлячка» в кармане, проверяя, не исчез ли...
Продолжение следует.
Авторы: И. и Д. Воскресенские.
Следующая глава выйдет здесь: Основы Деятельного Образования - присоединяйтесь к нам, а также на нашем новом Telegram канале: https://t.me/navyki_pokoleniy (кто наблюдает за нами со смартфонов, там удобнее)!
===
"Стихи не умирают, рукописи не горят" - Овидий.
